Конкордия ландау как мы жили. Кора Ландау-Дробанцева Академик Ландау

В последнем классе школы он написал сочинение на тему «Образ Татьяны в романе Пушкина «Евгений Онегин». Сочинение состояло из шести слов: «Татьяна Ларина была очень скучная особа».

В 19 лет он закончил Ленинградский университет, в 22 года написал работу, поставившую его в один ряд с самыми выдающимися физиками планеты. В 26 лет стал доктором наук (без защиты) и профессором.

Золотую звезду Героя соц.труда он получил за теоретический расчет нашей атомной бомбы, Нобелевскую премию – за теорию сверхтекучести (индивидуально, что в его время стало редкостью).

Наукой занимался исключительно лежа на тахте. Отказался от личного кабинета в институте: «Заседать я не умею, а лежать там негде». Все расчеты делал в уме, дома не было ни единой научной книги, таблицы или логарифмической линейки.

Любимая присказка: «А я не такая, я иная, я вся из блесток и минут». Как то раз целый вечер смешно прятался от некоего академика Леонтовича, и на упрек жены ответил: «Я всегда помню о страшном суде. Бог призовет и спросит: «Почему скучал? Почему разговаривал со скучным Леонтовичем?»

Жена – признанная красавица. Женился на ней, оговорив полную сексуальную свободу для себя (при том, что женился девственником в 28 лет). Вот типичный эпизод из откровенных воспоминаний жены: (1946 год, супругам по 36 лет)
«Дунька влетел в мою комнату, крепко обнял меня, звонко поцеловал в нос, объявил: «Корочка, я к тебе с очень приятной вестью, сегодня вечером в двадцать один час я вернусь не один, ко мне придет отдаваться девушка. Я ей сказал, что ты на даче, сиди тихонько, как мышка в норке или уйди. Встретиться вы не должны. Это ее может спугнуть. Пожалуйста, положи в мой стенной шкаф свежее постельное белье.»

7 января 1962года попал в страшную автокатастрофу (ехал утрясать некий сексуальный скандал у приятеля). Долгая кома, потеря «ближней памяти» (не помнил события ближайших двух-трех дней). Изнурительное газообразование в кишечнике и поминутные ложные позывы в туалет (10-20 минут перерывы в позывах расценивались как большое облегчение). Но и прикованный к постели, чуть только выйдя из комы, завел роман с медсестрой, окончившийся ее беременностью.

Ученики, друзья его оставили (мне очевидно – что б не видеть ТАКИМ), остаток дней до своей смерти провел в обществе жены, явно страдающей тяжелой формой неврастении. Умер 24 марта 1968 года от тромбоза легочной артерии. Перед смертью сказал жене: Все же я хорошо прожил жизнь. Мне всегда все удавалось».

Жена умерла в 1984 году. Оставила в «Самиздате» свои чрезвычайно откровенные воспоминания которые и были изданы. Ее описанию людей окружавших Ландау верить ни в коем случае нельзя: чрезвычайно пристрастна, и «правды» о них из ее воспоминаний узнать нельзя. О лечении Ландау тоже.

Но книга – прекрасное свидетельство о сексуальной жизни научной элиты. Судя по всему, академики были в советскую эпоху одним из излюбленных объектов атак охотниц за мужьями. В обстановке этого сафари, жена Ландау, Кора, избрала, как кажется наилучшую тактику: невмешательство в шашни своего супруга с этими хищницами-авантюристками. Другие академические жены бились – и Арцимович, Абрикосов, масса других академиков попались в лапы охотниц, а вот жена Ландау - удержала (впрочем, она описывала, достаточно глухо, что некую постоянную любовницу мужа, даже его друзья везде представляли как «настоящую жену Ландау»).

Вот статья в БСЭ о Ландау:
ЛАНДАУ Лев Давыдович , советский физик, акад. АН СССР (1946), Герой Со- циалистич. Труда (1954). Род. в семье инженера-нефтяника. После окончания Ленингр. ун-та (1927) аспирант Ленингр. физ.-технич. ин-та. В 1927 был командирован в Данию к Н. Бору, в Англию и Швейцарию. В 1932 возглавил теоретический отдел Укр. физ.-технич. ин-та в Харькове. С 1937в|Ин-те
физич. проблем АН СССР.С1947 проф. МГУ. В 1926 опубликовал свою первую работу об интенсивности спектров двухатомных молекул. В 1927 впервые ввёл понятие матрицы плотности. В 1930 создал теорию электронного диамагнетизма металлов (Ландау диамагнетизм), где им рассчитаны дискретные уровни электронов в магнитном поле (уровни Ландау) и предсказаны перио- дич. изменения восприимчивости в зависимости от поля в сильных полях (Де Хааза - ван Алъфена эффект). В 1933 впервые предложил теорию антиферромагнетизма. В 1935 совм. с Е. М. Лиф- шицем разработал теорию доменной структуры ферромагнетиков и ферромагнитного резонанса. В 1936 была опубликована работа Л. о кинетич. уравнении для электронной плазмы. В 1937 построил общую теорию фазовых переходов второго рода. В том же году опубликовал теорию промежуточного состояния сверхпроводников и статистич. теорию ядер. В 1938 совм.
с Ю. Б. Румером разработал каскадную теорию электронных ливней в космич. лучах. В 1941 создал теорию сверхтекучести жидкого гелия. В 1945 предложил теорию ударных волн на большом расстоянии от источника, а в 1946 теорию колебаний электронной плазмы и, в частности, определил их затухание (затухание Ландау). В 1950 совм. с В. Л. Гинзбургом построил полу- феноменологич. теорию сверхпроводимости. В 1953 опубликовал теорию множественного рождения частиц при столкновениях
высокоэнергичных частиц. В 1954-55 совм. с А. А. Абрикосовым, И. М. Халатниковым и И. Я. Померан- чуком провёл исследования основ квантовой электродинамики, к-рые привели к доказательству её внутр. противоречивости при последовательном проведении концепции точечных зарядов. В 1956 ввёл понятие комбинированной чётности. Построил теорию двухкомпонентного нейтрино (1957), а в 1956-58 - теорию ферми-жидкости (см. Квантовая жидкость). В 1940-65 опубликовал совм. с Е. М. Лифщицем
фундаментальный курс теоретической физики (Ленинская пр., 1962). Л. создал многочисл. школу физиков-теоретиков. К числу его учеников принадлежат И. Я. Померан- чук, А. Б. Мигдал, И. М. Лифгииц, А. А. Абрикосов, Е. М. Лифшиц, И. М. Халатников к др. Именем Л. назван Ин-т теоретич.физики АН СССР. Гос. пр. СССР (1946, 1949, 1953), Нобелевская пр. (1962). Чл. многих АН мира (США, Дании, Великобритании, Франции, Нидерландов). Награждён 3 орденами Ленина, 2 др. орденами, а также
медалями.
(кстати, Е. М. Лифшиц, указанный в статье БСЭ как соратник – самый главный объект нападок Коры Ландау. Ее книгу можно смело назвать не «Как мы жили» а «Анти-Лифшиц)

Вот книга Майи Бессараб "Так говорил Ландау"

Ландау-Дробанцева К. Академик Ландау. Как мы жили. Воспоминания. - M.: Захаров, 2016. - 480 с. - (Серия: Биографии и мемуары). ISBN: 978-5-8159-1391-2

Новый тираж книги. Конкордия Терентьевна Ландау-Дробанцева (1908—1984), жена гениального физика Льва Ландау, начала писать свои воспоминания после смерти мужа в 1968 году и работала над ними более десяти лет... Получилось три солидных тома. Переплетенные, дополненные фотодокументами, они в виде самиздата какое-то время циркулировали в среде ученых-физиков, но вскоре почти все экземпляры были уничтожены академиками и их женами, которые ханжески возмущались этим откровенным текстом, шокирующими подробностями личной жизни великих умов СССР и нелицеприятными оценками «неприкасаемых». Но «рукописи не горят», и появление воспоминаний Коры Ландау в виде книги — лишнее тому подтверждение.

Перед вами уникальный документ истории и человеческих отношений. Кора Ландау писала, что сесть за машинку ее заставил протокол вскрытия мужа: «Возникла жажда поведать всем, как несовершенна медицинская наука...» Но книга получилась о другом — о несовершенстве человеческих отношений, о предательстве и равнодушии, о зависти и алчности, но и о любви тоже. О любви — в первую очередь. Над всеми человеческими пороками, описанными в этой книге, встает фигура ее главного героя — академика Ландау, выжившего в катастрофе, но убитого равнодушием окружавших его людей. «Между нами жило чудо», — сказал кто-то после смерти Ландау. Так что эта книга еще и о чуде.

Кора Ландау-Дробанцева: «Эти воспоминания я писала только самой себе, не имея не малейшей надежды на публикацию. Чтобы распутать сложнейший клубок моей жизни, пришлось залезть в непристойные мелочи быта, в интимные стороны человеческой жизни, сугубо скрытые от посторонних глаз, иногда таящие так много прелести, но и мерзости тоже. Писала я только правду, одну правду...»

Отрывок из книги

7 января 1962 года в 13 часов раздался телефонный звонок. Снимаю трубку. Говорят из больницы? 50. В результате автомобильной катастрофы академик Ландау попал в нашу больницу в безнадежном шоковом состоянии. Катастрофа произошла в 10 часов 30 минут на Дмитровском шоссе по дороге в Дубну. Пострадал один ваш муж, спутники отделались испугом.
— Как пострадал муж? Что сломано? Рука? Нога?
У меня было много бестолковых вопросов, не сразу дошло, что слово «безнадежное» исчерпывает все вопросы. Я закричала: «Нет, нет, этого не может быть!» Все вокруг завертелось, не могла найти дверь. Надо было бежать и кричать! Вдруг до сознания дошли чьи-то слова: «Гарику плохо!» И тогда жену победила мать! Я начала бессвязно успокаивать сына, он лежал без движения, лицо без кровинки и широко открытые, немигающие детские стеклянные глаза.
А телефон звонил, звонил и звонил. Было много вопросов ко мне: «Правда ли, что...»
— Да, да, да, правда, правда.
Часы шли, телефон звонил, и на очередной вопрос я стала кричать в трубку, но адресуясь сыну: «Спасибо, спасибо, он пришел в сознание. Спасибо, сломана ключица и рука! Как я счастлива! Миновало! Спасибо, спасибо, как я вам благодарна! Гарик, Гарик, ты слышал, папка уже пришел в сознание». Очередной любопытный положил трубку, решив, что говорил с сумасшедшей.
Зловеще сгущались январские сумерки. Гарика удалось успокоить. Дала ему снотворное, плотно закрыла дверь в его комнату, он уснул. Телефон замолчал. Вся Москва уже знала о трагическом дорожном происшествии, случившемся на Дмитровском шоссе по дороге Дубну.
Позвонил Александр Васильевич Топчиев, он сообщил: «Собраны все медицинские силы Москвы, состояние у мужа тяжелое». Этот звонок принес некоторое облегчение. Тяжелое, значит, жив. С отчаянием и надеждой стала ждать физиков из больницы, должны прийти и сказать правду. Вспомнила, что уже две недели физики из Дубны все время звонили и просили приехать. Ему явно ехать не хотелось, он очень напряженно и много работал, спал мало, ел плохо. При росте 182 см весил только 59 кг. О себе он еще в ранние годы сказал: «А у меня не телосложение, у меня теловычитание!» Эти его слова потом вошли в литературу.

— Дау, ты вчера опять лег спать в три часа ночи. Я слыхала, когда щелкнул выключатель. Ну разве можно столько работать? Стал совсем желто-зеленого цвета, смотри, девушки разлюбят!
Весело улыбаясь, он говорил: «А зато какую работу я заканчиваю. Коруша, все, что я сделал в физике, — ничто в сравнении с этой моей работой, но надо спешить, особенно в конце, вдруг американцы обгонят в самый последний момент, я же не знаю, над чем работает Оппенгеймер. Ты мне не мешай, мне так интересно. А ну, брысь, брысь!»
Работал он всегда лежа на тахте. Друзья шутили: «Дау, у тебя голова весит гораздо больше всего туловища. Чтобы уравновеситься, ты работаешь лежа!» Утром весь пол возле постели был усыпан листами исписанной бумаги — все формулы, формулы, формулы. Поднимая и складывая в стопку, я спрашивала: «А сам-то ты поймешь, что здесь нацарапано?»
— Я все понимаю. Смотри, не выбрось.
Это он повторял всегда и всегда искал будто бы исчезнувшие исписанные листы бумаги. Крик сверху: «Опять убирала, где вот тут валялся такой измятый кусок бумаги?» (его кабинет находился на втором этаже). Бегом наверх: «Дау, клянусь, ничего не выбрасывала, не злись, все твои бумаги всегда находятся».
— А вот сейчас нигде нет!
И когда исчезнувшего листка нет ни под тахтой, ни под столом, ни под ковром, тогда я нахожу этот лист у него в кармане.
Он всегда очень трогательно просил прощения.

6 января 1962 года вечером, после ужина, я искала в его кабинете очередной «исчезнувший лист бумаги». Зазвонил телефон. Это опять был звонок из Дубны. Вдруг он согласился: «Ну что же, хорошо, завтра приеду. Да, приеду, встречайте. Выеду 10-часовым поездом из Москвы».
— Ты согласился ехать в Дубну, а сам говорил — это территория Боголюбова, и тебе там делать нечего.
— Да, говорил. Это так и есть. Но физики меня давно просили и ждут, а сейчас мне сообщили, что мой приезд необходим, надо спасать Семена.
— Какого Семена?
— Бывшего мужа Эллочки. Она забрала сына и ушла к другому, в том же доме, тоже сотруднику Дубны.
— Как, Элка бросила Семена? Но ведь Семен красавец в сравнении с вашей Элкой, он умен, и ты говорил, что он один из плеяды твоих лучших учеников.
— Коруша, в смысле науки новый возлюбленный Эллочки не стоит даже следа Семена. Но помни, народная мудрость говорит: «Любовь зла, полюбишь и козла!» Когда Элла приезжала к нам, я ей неоднократно говорил: «С кем не бывает. Ну влюбилась, ну стали любовниками. А Семен — прекрасный муж, замечательный отец». Он, бедный, так старался не замечать этого романа, он как культурный человек им не мешал. Семен — мой ученик, ревновать он не имел права. Своим ученикам я всегда стараюсь привить культурные взгляды на любовь, на жизнь. Но жена того, к кому ушла Эллочка, застав ее в своей постели, не осознала, что ревность — это один из самых диких предрассудков! Она с младенцем на руках уехала к своим родным в Ленинград. Эллочка сразу перешла жить в квартиру нового мужа. Семен живет рядом, и видеть жену и сына с другим ему оказалось не под силу. Мне сейчас сообщили: он запсиховал. Физики боятся самоубийства. Надо съездить, вправить мозги Семену. Решено, завтра еду в Дубну. Боголюбов — талантливый физик, да и с молодыми физиками всегда интересно поговорить о науке.
— Дау, но ведь наш шофер уже ушел, а завтра выходной.
— Ты права, в выходной к определенному часу с такси трудновато, но я уверен, что к десятичасовому поезду на вокзал меня подбросит Женька на своей новой «Волге».
Женька — легок на помине — появился в кабинете Дау. Он забегал к Дау раз двадцать в день — я была вынуждена дать ему ключ от нашей квартиры.
— Женька, я дал слово завтра ехать в Дубну. Уже договорился с Судаками, встречаемся на вокзале у десятичасового поезда на Дубну. Ты сможешь меня подбросить на вокзал завтра с утра?
— Да, да, конечно, смогу. Тем более что завтра с утра я еду в плавательный бассейн. У меня стало появляться брюшко, надо сгонять лишний жирок.
Я ушла к себе, в нижнюю половину квартиры, а Дау стал диктовать Женьке очередной параграф восьмого тома своих книг, о которых ныне говорят: «Ими вместе созданных».
Как-то я спросила Дау:
— Почему ты пишешь все свои тома только с Женькой, почему не с Алешей?
— Коруша, пробовал не только с Алешей, пробовал с другими, но ничего не получилось!
— Почему?
— Понимаешь, когда я диктую свои книги по физике Женьке, он все беспрекословно записывает. Его мозг — это мозг грамотного клерка, к самостоятельному творческому мышлению он не способен. Студентом производил впечатление способного, но дальше время показало, что это пустоцвет! Творческого работника из него не вышло, но он образован, аккуратен, точен и трудолюбив, из него получился соавтор. Вместо зарплаты я дарю ему свои идеи, ему в обществе необходимо иметь свое лицо. Благодаря его помощи я смог создать хорошие книги по физике для потомства. Я пробовал писать свои книги с талантливыми учениками, но их мозг пытлив, они не в состоянии беспрекословно записывать мои мысли. Что я решаю мгновенно, для них это еще не закон, они возражают, спорят, а когда постигают, приходят и говорят: «Дау, вы были правы». Прошло много ценнейшего времени, а время не ждет! Наше временное пребывание на земле слишком коротко, а надо так еще много успеть! Тратить свое творческое время на писание книг я не могу. Когда устаю думать, зову Женьку и диктую ему очередные параграфы. Долго диктовать я не могу, одолевает скука, а ты, Коруша, хорошо знаешь, я это тебе много раз повторял: самый страшный грех — это скучать! Не смейся, вот придет Страшный суд, господь бог призовет и спросит: «Почему не пользовался всеми благами жизни? Почему скучал?»

Майя Бессараб

Штрихи к портрету Коры Ландау, моей тети

Впервые я увидела Дау (таково было неофициальное имя Льва Давидовича Ландау) во дворе нашего дома в Харькове. Это огромный двор на улице Дарвина, 16, где для детей было такое раздолье, что загнать нас домой было нелегким делом. Вероятно, Дау внешне выделялся в толпе, во всяком случае узнала я его сразу, хотя до этого видела лишь мельком, когда он проходил по коридору, направляясь в Корину комнату.

Мы занимали квартиру из трех комната, на тесноту никто не жаловался, впрочем, в нашей семье не принято было жаловаться. Тон задавала бабушка, авторитет ее был велик, дочери, все три, слушались ее беспрекословно. Звали ее Татьяна Ивановна Дробанцева, и было ей в ту пору лет пятьдесят. В 1934 году она все еще была хороша собой, ей даже сделал предложение учитель музыки, но она ничего не хотела менять в своей жизни. Быть может, в другое время все было бы иначе, однако, в те годы в нашей семье произошло страшное несчастье, и все держалось на бабушке.

Харьков был похож на средневековой город, охваченный эпидемией чумы: повсюду слезы по тем, кого арестовали накануне, брали и жен, исчезали и дети.

Мой отец, прошедший путь от солдата до комдива, понял, что он тоже попадет в эту мясорубку, и, чтобы спасти маму и меня, оформил с ней развод - тогда это делалось моментально по заявлению одного из супругов - и уехал в неизвестном направлении. Мама просто с ума сходила, все знали, что НКВД находил беглецов. Нам пришлось поменять нашу большую четырехкомнатную квартиру в центре на меньшую, где у меня уже не было отдельной комнаты, чему я обрадовалась несказанно: жить в одной комнате с бабушкой, которую я так любила - об этом можно только мечтать. Но потом к нам с бабушкой подселили еще Надю, младшую из трех сестер. Это случилось после того, как однажды поздно вечером к нам прибежала Кора. Она была вся в синяках, заплаканная, в разорванном платье. То, что она рассказала, привело всех в ужас. Ее муж, его звали Петя, запустил в нее утюгом за то, что она плохо выгладила его рубашку. Попал в плечо. Когда мать и сестры увидели ее раны, они сказали, что больше не пустят Кору к мужу.

Он и раньше ее поколачивал, но они любили друг друга и быстро мирились. Это была на редкость красивая пара: про Петю говорили, что он как две капли воды похож на знаменитого голливудского киноактера Рудольфе Валентине, ну, а Кора непременно стала бы королевой красоты, если бы в те времена существовали подобные конкурсы.

Петю я не помню, помню только его фотографию, она и в самом деле свидетельствовала о мужественности и красоте. Что же касается его интеллектуального уровня, то он был невысок. Они жили на главной улице, на Сумской, и по вечерам он говорил жене: "Пойдем пройтица". Это был мастер на все руки, и он неплохо зарабатывал, хотя и не имел высшего образования. Но однажды Петя поехал в командировку, из которой вернулся… инженером! Смеясь, рассказал жене, что купил подлинный диплом.

На выпускном вечере в Харьковском университете, когда Кора закончила химфак, она познакомилась с Дау. Он пришел на вечер и попросил кого-то из коллег:

Познакомьте меня с самой хорошенькой девушкой.

Ну, конечно, это была Кора Дробанцева.

Кора была смелая, ее трудно было обескуражить, застать врасплох. Помню, как ей удалось за две минуты вернуть спокойствие в нашу семью. Это было связано с Надей, она тогда училась на четвертом курсе, и незадолго до того рассталась с молодым человеком, за которого чуть не вышла замуж. Впрочем, романа никакого не было, они несколько раз ходили в кино, он ее провожал и раза два поцеловал. Звали его Филипп, Филя. Он был худой и мрачный, а Надя очень милая, веселая и так прекрасно училась, все обрадовались, когда она решила больше не встречаться с Филей. Но когда она сообщила об этом своему поклоннику, он сказал, что так с ним никто не смеет обращаться. Она, мол, вела себя таким образом, что он считал ее своей будущей женой.

Дальше - хуже. Надя достала из почтового ящика письмо, в нем лежала ее фотография с выколотыми глазами и порезами на шее; Филя шел за ней по пятам, когда она отправлялась в институт, и когда возвращалась домой; в институт ее провожала бабушка, обратно - группа студентов. Дома у нас все боялись, что Филя ее ранит, все это было ужасно.

Но как-то вечером, когда ненормальный бывший жених позвонил, чтобы покуражиться, к телефону подошла Кора.

Надю! - потребовал тот.

Филя, вы - говно.

Вы не имеете права! - заорал оскорбленный донжуан. - Имею. Вы разонравились моей сестре, и все. Точка. Мужчина в таких случаях уходит. А говно распускает сопли. Кора повесила трубку. Больше о Филе никто не слышал.

Петру Леонидовичу Капице приписывают фразу: "Беда Дау в том, что у его постели сцепились две бабы: Кора и Женя". Это когда после автомобильной катастрофы начались скандалы между женой Корой и соавтором Дау, Евгением Михайловичем Лившицем.

Но взаимная неприязнь началась раньше, еще с тех пор, когда Лившиц занимал одну комнату в квартире Дау. Ну, а когда Дау не стало, и Коре кто-то сказал, что соавтор ее мужа получил деньги в каком-то немецком издательстве и за себя и за своего патрона, вот тогда Кора сорвалась. Я обо всем узнала от нее по телефону. Зная, что ее враг номер один очень пунктуален, она ждала его неподалеку от гаража около десяти часов вечера. Вокруг - ни души. Подъехал Женя, поставил машину, и, когда он запирал свой бокс, она нанесла первый удар. Он выронил ключ и бросился бежать. "Ты не представляешь, как он быстро бегает!" воскликнула моя тетя. Кора ежедневно занималась гимнастикой, она сумела догнать беглеца у его двери, но он никак не мог вставить ключ в замочную скважину, и тут она начала нещадно колотить его длинной палкой для гимнастических упражнений. "Он как-то странно повизгивал, а я все колотила его по заду, уже ничего не соображая, так далеко заводила палку и била с таким размахом, что могла бы перебить позвоночник, поэтому целилась пониже спины".

Я заплакала. Она возмутилась:

Значит, тебе Женьку жалко! А меня кто пожалеет?!

Я ей напомнила Митрофанушкин сон - "Бедная матушка, ты так устала, колотя батюшку!". Она возразила:

Мое дело швах. Я забаррикадировала дверь и выходить в ближайшие дни не буду. Ты мне завтра привези хлеба, ладно? К телефону я не подхожу, если что важное, звони так: три раза подряд и сразу клади трубку, на четвертый раз я трубку сниму, но буду молчать. Кора упомянула, что позвонила только Кириллу Семеновичу Симоняну, и мне захотелось узнать его мнение обо всем случившемся.

Какое мнение, я ржал, - спокойно ответил врач, хорошо знавший всех действующих лиц. - Успокойте, бога ради, вашу тетю. Ни в какую милицию Лившиц жаловаться не пойдет. Так же, как и в поликлинику. Если бы он сунулся в какое-нибудь учреждение с таким делом, там бы все по полу валялись от хохота, что баба его побила по жопе палкой.

Кирилл Семенович оказался прав. Кора с неделю сидела дома, несколько раз видела из окна осунувшегося, хромающего соседа, он еле передвигал ноги, опираясь на палочку…

Больше они не общались.

После смерти Дау Кора сникла, у нее пропал интерес к жизни. К счастью, остался любимый сын, Игорь, но все же она угасала. И как-то сразу постарела. Она часто говорила о прошедших годах, о том, стоило ли ей оставаться с Дау, когда у него появились любовницы. Однажды я услышала слова, которые меня потрясли:

Дауньку нельзя было оставить этим финтифлюшкам. Так, как я, за ним никто бы не ухаживал. Он нуждался в постоянном присмотре, забывал поесть, мог простудиться. Нет, я бы места себе не находила вдали от него. И потом, эти проститутки, они готовить толком не умеют.

Кора была из тех матерей, которых называют сумасшедшими. Сына она любила безумно. Моя мама говорила, что Кору держит на этом свете любовь к Гарику. Держала, да не удержала.

Это трудно объяснить, вроде бы ничего не менялось, но она отдалялась, уходила, замыкалась в себе. Придешь к ней - на столе разложены фотографии Дау, она перекладывает их с места на место, убирать не велит. Перечитывает письма. Ну, и разговоры большей частью о нем.

Я только сейчас поняла, как он был прав. Конечно, ревность - это варварский пережиток. Ну какое для меня вот сейчас имеет значение, что у него была девушка по имени… ой, я даже имен не помню.

Она говорила медленно, и лицо ее становилось мягче, исчезала горестная складка у рта. Она постарела, но была красивая. Нет, она не молодилась, просто - красивая старуха, хотя это слово старуха - к ней совершенно не подходило. Улыбаясь своим мыслям, она продолжала:

У меня к его девушкам не то что ревности, у меня даже неприязни нету. Кроме одной идиотки, которая ему не дала.

Тут тетушка строго на меня посмотрела.

Чего это ты вскинулась? Я ж ничего нецензурного не сказала. Ну как с тобой после этого разговаривать. Эх, ты! Если бы ты не была такой дурой, я бы тебе такое рассказала…

Чтобы как-то разрядить обстановку, я напомнила ей старинный анекдот: бабушка рассказывает внукам, откуда берутся дети. По ее версии - их находят в капусте. Внук тихонько спрашивает у сестры: "Сказать ей, или пусть умрет дурой?".

Но вот что осталось неизменным, так это любовь к чистоте: по-прежнему все сияло и блестело, и по-прежнему делала она это легко, без напряжения, словно играючи. Брызнул дождик, тетя придвигает к кухонному столу табурет, залезает на подоконник, раскрывает окно и через пять минут окно вымыто, да так, словно стекла вообще нет.

И чувство юмора тоже осталось в полной мере до самого конца. Как-то утром Кора позвонила и сказала, что получила потрясающее письмо, от кого - говорить не стала. Приедешь - покажу.

Работать после этого звонка я уже толком не могла, и отправилась на Воробьевское шоссе. Это было письмо от Пети, ее первого мужа. Узнав из газет о смерти Ландау, он написал Коре обстоятельно о себе, о своей жизни, вспомнил, что они все-таки бывшие одноклассники.

Обрати внимание, - заметила Кора, отрываясь от чтения письма, - он ни словом не обмолвился, что мы, мол, любили друг друга и были мужем и женой. Наверное, это не так уж и важно. Но вот что одноклассники - это да!

У этого письма интересный конец: "Кора, приезжай! Таких свиней заведем!".

Нет, ты представляешь?! Это какое самомнение надо иметь! И не забывай, как мы расстались. Я когда первый раз прочла, то даже не поняла, не поверила своим глазам. А перечитавши, хохотала до слез. К тому же, он наверняка женат. Хитрая бестия, получив мое согласие, он бы вынал несчастную женщину на улицу и начал всем хвастаться, что у него жена - вдова Нобелевского лауреата.

Внезапно она заговорила другим тоном:

Но главное, что я скорее бы умерла, чем разрешила кому-нибудь к себе прикоснуться. А вообще Петя даже глупее, чем я думала. Надо же, одноклассник выискался!

Она продолжала жить странной жизнью - не в настоящем времени, а в прошлом, в котором был Дау. Кора сама справлялась с уборкой, с покупками, она, так же, как и ее сестры, не принадлежала к числу женщин, заставляющих близких заботиться о собственной персоне.

Я не слышала жалоб на одиночество. Она много читала, иногда смотрела кинофильмы по телевизору. Не было слез, уныния. И в то же время в ее мыслях постоянно присутствовал Дау. Потому так естественно было для нее начать писать о нем. Я посоветовала ей написать воспоминания потому, что она часто рассказывала мне что-то по телефону и я сказала, что надо записывать, иначе все забудется. И дала ей совет, услышанный когда-то от Корнея Ивановича Чуковского: "Пишите, как пишется, и ни в коем случае не добивайтесь стилистического совершенства в процессе написания. Пишите, не останавливаясь. Править текст будете потом".

Это стало для нее спасением: ведь тут уж было постоянное общение с Дау. Она была труженица, и в написании мемуаров это ей помогло: сидела с утра до ночи. Может быть, это ее и держало. Кончила писать и сразу расхворалась…

Незадолго до смерти сказала:

Моя самая большая удача - что я встретила Дау. Москва январь 1999 года